Илья Волотов

http://www.stihi.ru/avtor/ilamus

Спят в тумане седые кремли

Спят в тумане седые кремли.
Далеко до родимой земли.
И летят, и летят журавли.

В чистом во поле гнётся ковыль,
Где "вчера" обращается в пыль,
И становится сказкою - быль,

Былью - сказка со страшным концом,
Где, венчаясь терновым венцом,
Сгинет память безвестным гонцом...

Нет "сегодня", есть только "вчера",
Обретённое в "завтра" с утра,
Только слишком длинны вечера.

Бытие - под замком, быт - убог.
Оживает старинный лубок.
И размотан уж вещий клубок.

Прокусившая двери свинья
Восседает среди воронья,
Закипает в котле спорынья...

Это - тени блаженной полёт,
Мост над пропастью, пламя сквозь лёд,
Расставание, сон, переход...

Где-то кровью исходит война.
Где-то кашкой цветёт тишина.
Безвозвратность стоит у окна.

Загорается пляшущий свет,
Зачинается русский наш бред,
Занимается в окнах рассвет...

Завершается прежний виток,
И проходит запретный порог
Наше время - пролог и итог

Проведённых не нами дорог
(Чей пролог нам подводит итог),
На которые бросил нас Бог...

Зачинается старая новь,
Или новая старь - всё равно.
Это - только начало конца.
Это - только сигнал для гонца.

Всё - ушло в сотый раз и пришло.
Нас свело - и опять развело.
Что цвело - то давно отцвело.

Что случилось с отчизной моей?
Отчего мы одни и не с ней?
И узнать нам её всё трудней.

Ах, на этот досадный вопрос
Мне ответ получить не пришлось...

Моя единственная правда

И дрожь голубки и змеи...
(Александр Блок)


Моя единственная правда -
Она одна, всегда одна,
Вчера, сегодня, или завтра, -
И в этом лишь её вина.

Мы с нею как с сестрою схожи,
Повсюду - вместе, заодно...
То заползёт змеёй на ложе,
То птицей постучит в окно.

То разгорится словно пламя
В печи - охотнице до дров,
И лижет сердце языками
Послушными, как свора псов.

В тайге, вдали от поселений
Есть одинокий древний скит,
И там её забытый гений
Душа, скорбя, благословит...

И ляжет белым покрывалом
Последней чистоты на ней,
Последний неистлевший саван
Ей подарив до лучших дней.

И день пройдёт, и будет завтра...
Её и вправду не убьёшь,
Мою единственную правду,
Мою таинственную ложь.

Мой крест

Мой крест - в душе, не под рубашкой,
И только им лишь я крещён.
Скитаюсь с ним по свету пташкой,
Собой - не Богом - не прощён.

Я слышу глас, но чей - не знаю,
И плоть моя, как тёрна куст,
В котором медленно сгораю,
Не находя для звуков уст.

И на её взирая пламя,
Одно прошу, душа, не лги,
Цветам в огне дай стать плодами,
Грех и невежество сожги...

Люди без странностей

Люди без странностей - кто они?
В ком из нас странностей нет?
Думаешь, что большинство они,
Странный товарищ, - ан нет.

Вот они, правильно слеплены,
Создали странный наш мир,
Где все вагоны отцеплены,
Напоминающий тир.

Люди без странностей - странами
Нас разделили с тобой,
И называют нас странными
С нашей отдельной судьбой.

Странные - между страницами,
Словно закладки, живём
Глав непрочтённых границами,
Что всё никак не прочтём.

В каждом из нас - эти странности,
Все мы - пришельцы земли,
Кто - из далёкой туманности,
Кто - из межзвёздной пыли...

Странные, просто мы странники
Нам неизвестных миров,
Странствовать странно избранники
Волею странных богов.

Люди без странностей - странные...
Где их Сатурна кольцо?
Самые странные, самые...
Мы их не знаем в лицо.

Четвёртое измерение

Мы, зажатые в рамки трёхмерности,
Словно дали навек клятву верности
Этим длинам, широтам, высотам...
Нам ли знать: за пределами - что там,

Для кого мы - Флатландия плоская,
Как одежда, неброская, ноская,
Тонкой тканью материи скромно
Мир одевшая гиперобъёмный?

Кривизна нашей жизни неведома
Нам - что ровно - признавшим заведомо,
И смущают нас странно сигналы -
Отклонения от идеала.

И не сходятся вновь уравнения,
Где прервался полёт мысли гения,
Прирастая числом неизвестных,
Непредсказанных и неуместных.

Мы спешим в петлю лезть гравитации,
Замереть не успев в левитации,
Позабыв, как в пространстве пустынном
Равновесие сил соблюсти нам.

И манúт нас коллапсом империя -
Там, где тонкая рвётся материя,
Где, окно открывая портала,
Вдаль иная зовёт сакуала...

Это - гиперскачок из Флатландии
К берегам неоткрытой Зеландии
В маорийских тату многомерных
Царств свободы, для нас эфемерных...

Это - света разгон выше скорости,
За которой начнёт он светло расти,
Это - в небо упавшая птица...
Это - то, что однажды случится.

С лицом открытым заблуждаться

С лицом открытым заблуждаться
И всё же в главном правым быть,
И не сдаваться, не сдаваться,
Назло всем тем, кто хоронить

Тебя спешит в порыве общем,
Под маской праведной в толпе,
Кто о своей судьбе не ропщет,
А предъявляет счёт тебе.

Кто думает, что ты прогнулся,
Не видя, как прогнулся сам, -
Ведь кто-то всё-таки проснулся,
А кто-то верит новым снам.

Есть честность с правом на ошибку,
Есть безошибочный расчёт.
Грань между ними ляжет зыбко -
И кто из них нам больше лжёт?

Расчёт так близок от просчёта,
Расчёт - в одном, просчёт - в другом.
Но платят все потом по счёту,
Кто другом был, и кто - врагом.

И, расплатившись, понимают,
Кто прав был, кто был виноват,
Но это поздно так бывает
Для тех, кто правотой - распят.

Кому - та правота, как бремя,
Что от земли уносит ввысь, -
Певцам, опередившим время,
Которого не дождались.

Всё о том же

Опять в опасности моё Отечество, -
и слышен этот возглас с двух сторон.
Как жаль, порой подумаешь, смущён,
что патриотов нет у человечества.

Украина - зеркало России

Украина - зеркало России,
Страшное, смешное, в полный рост,
Рожи в нём ещё кривей - кривые,
Вырастут, гляди, рога и хвост.

У самих же - будто бы покойник
В доме - все закрыты зеркала:
Есть ли что кривых зеркал отстойней -
Всюду звон разбитого стекла...

Нет на свете белых и пушистых -
Кто бы ни давал им имена:
На земле везде живут фашисты,
Главного из них зовут - война...

Со своим или чужим народом -
Разницы-то, в общем, никакой.
Только нет прощения уродам,
Без которых в семьях был покой.

Ложь зеркал всего теперь весомей,
Но опасна - даже для стекла...
И хорошего не будет в доме,
Где кривят и бьются зеркала.

Нам не чужая Украина

Нам не чужая Украина,
Над Украиной бьёт набат,
Лежавшей, как и мы, в руинах,
Лишь семь десятков лет назад.

Кто виноват, и в чём причина,
Что взяв с винтовкой автомат,
Вновь на мужчину встал мужчина,
Кто виноват, кто виноват?

Кто Украину вёл к разделу?
Кто знал - или не знал - что делать?
Титушки? Беркут? Бандерлог?

Былого яблоко раздора
Достав из ящика, Пандора
Из чьих краёв нашла предлог?

Гордость и стыд за Россию

Гордость и стыд за Россию -
это у нас испокон.
Славные мы и плохие -
лишь перейдём Рубикон.

Русский, ты вечно некстати,
тянется это давно.
То оккупант, то предатель -
третьего впрямь не дано?

То ли земель собиратель,
то ли их мот и транжир...
Ищущий в поезде братьев
там, где их нет, пассажир.

Всюду гостящая птица,
где же твои-то права?
Гордая - где бы стыдиться.
Совестлива - где права.

А всё-таки он прав

Какой же он блаженный,
на то без всяких прав.
Не прав он совершенно,
а всё-таки он прав.

Ход мыслей так опасен
его, резон поправ.
И я с ним не согласен,
а всё-таки он прав.

Чудак он, и мечтатель,
но мир стоит за ним...
Национал-предатель,
не верит он в наш Крым.

Надежд лежат руины:
в Отчизны трудный час
он любит Украину,
а должен вроде - нас.

Толпе не потакая,
с народом - как же быть?
Ведь совесть - вещь такая:
её не поделить.

И не отрезать долькой,
в стакан кладя, как граф...
И он не прав нисколько.
А всё-таки он прав.

Была молитва

Была молитва. Мольба о чуде
В тот час великой, страшной беды.
И слева - люди, и справа - люди
Стояли в храме, у всех - кресты.

У тех, кто слева - кресты нательные,
У тех, кто справа - на кителях.
Пылали свечи, и в Запредельное,
Скорбя, глядел с надеждой их страх.

Светились слева и справа лица,
Но разной верой... отец читал,
И штурмбаннфюрер, как древний рыцарь,
Колено медленно преклонял...

В свечах мерцали иконы ветхие,
Потрескавшиеся, за окладом оклад...
А там, в Германии, служили реквием
По так и не взявшим Сталинград.

В глазницах глубóко пряталось - горе
У левых, у правых - ужас немой...
И девушка пела в церковном хоре
О тех, кто вернуться должен домой.

И, озаряя святых лики древние
Из-под низких, седых облаков,
Прощальный закат над сожжённой деревнею
Указывал тихо дорогу на Псков.

Волны войны

Линия фронта - волна войны
Над старыми картами,
Смывшая лучших, кто, влюблены,
Сидели за партами...

Прóклятой этой война волны
С лучшими самыми -
Из довоенной из глубины
За старыми рамами...

Лишь фотографии обречены
Хранить павших в памяти...
Волны войны ли, войны волны -
Не помнят дней сами тех...

Волны всесильны, а жизни - песок
Перебираемый,
Краткие все, словно часок
Незабываемый...

Волны - мгновения, в водную пыль
Давно всё развеялось...
Счастливы будьте, живущие в штиль,
Солнце согреет вас...

В вечность уходят по кромке следы,
А пред гладью застывшей -
Только граница тихой воды,
Ничего не забывшей...

У фашизма нет лица

У фашизма нет лица.
Где лицо - там нет фашизма.
Нет лица у подлеца,
Только место - там, где клизма.

Это раньше было так.
А теперь - спеши дивиться:
Видишь, искренний чудак,
Молодых фашистов лица?

Среди них есть и девицы,
Миловидные притом...
Это в страшном сне приснится,
Что увидишь ты потом.

Пробудись, романтик пылкий...
Видишь тесный круг друзей?
Бар, какие-то бутылки,
Надпись "Молотов Коктейль"...

Все смеются, нет печали,
Нет зверей и подлецов...
У фашизма есть хозяин.
У фашизма есть лицо.

Гаснут в небе зори - октябрь 1993

Гаснут в небе зори,
Брошенные вдаль,
Словно сети - в море,
В тёмную печаль.

Сумрачный и дикий,
Опалил закат
Каменные лики
Городских громад.

Тает словно глетчер
День, снедаем мглой...
Вечер, тёмный вечер -
Над моей землёй.

Вечер, тёмный вечер
Так кроваво ал...
Кто-то ставит свечи
Тем, кто не молчал.

Словно дым, восходит
Родины судьба:
Белый пароходик,
Чёрная труба.

Всюду след твой блёклый,
К родине любовь:
Выбитые стёкла,
Пролитая кровь.

Спросят: был ли мальчик?
Иль о том - молчок?
Нажимал ли пальчик
Спусковой крючок?

Перебиты нервы,
Позабыт уют...
В девяносто первом
Не был ли он тут?

Праздно колыхался
Флаг - трёхцветный шёлк...
С кем он тут остался
И за кем пошёл?

Утонули плиты
В золотой листве.
Соберут убитых
В городе Москве.

Станет плакать в доме
Одиноко мать.
Мальчик в Белом Доме
Останется лежать.



Постскриптум

Снега, снега, вы налетели,
Не спрашивая, как всегда...
Покрыли саваном метели
Моей России города.

И вроде бы пора в отваге
Воспеть трагедию Тех дней.
Земля бела, как лист бумаги.
Да вот - не пишется на ней.

Ещё придёт Господне Лето,
Воспоминаний краток век:
Всё с оттепелью канет в Лету,
Иль занесёт забвенья снег.

Среди живых - одни забудут,
Другие - что-нибудь поймут.
А мёртвые - без слов пребудут:
Что лирных им печаль минут?

И слов достойных не сумею
Найти для павших без вины.
Не лучше ль бросить мне затею
Взывать к молчанью белизны?

Но поздно, стих уж написался.
Кладу его в бесценный ларь
Для тех, кто навсегда остался,
Где кровь, и золото, и гарь.

Сталин нам нужен... Добрый, хороший...

Чистые сени. Добротна изба.
Добр и ласков пьяный хозяин.
В прошлом - лихая и злая судьба.
В красном углу - в рамочке - Сталин.

Грустен и долог наш разговор,
Тронута в сердце давняя залежь...
"В сельском хозяйстве - полный разор...
Всё из-за этих... властей, понимаешь?

Хлеб раз в неделю... а сколько рублей?
Да за кого они нас принимают?!
Сроду в руках не держали граблей,
А всё туда же - страной управляют!

Нешто Америка нас-то спасёт?
Да там всё русскими создано было!..
Видишь вон поле? Не убрано всё...
Нету горючки... Всё наша пропила..."

Крепко ударил в глаза самогон.
Спорить мне не с чем в руках и не к месту.
Пыльное фото колхозных времён
Смотрит со стенки: жених и невеста.

Смотрит хозяин, задумчив и строг.
Щурит морщин ржаные насечки.
"Да ты яишенку кушай, сынок...
Нешто едал - из русской-то печки?"

Смотрит - как будто издалека...
Кличет жену, что занята штопкой,
Чтобы парного несла молока...
И наливает стопку за стопкой.

Тихо бормочет, словно во сне:
"Нам бы убраться до первой пороши...
Власть нам нужна и порядок в стране,
Сталин нам нужен..."

Добрый, хороший...

Шут

Всех раздражал придворный шут,
Особенно самих придворных,
И от паденья парашют
Ему один был - бич позорный.

Его стегал седой палач,
К столбу пришитого паяца,
И приговаривал: шут, плачь,
Не смей над ближними смеяться.

Но шут не плакал - он рыдал
Внутри, с весёлою улыбкой,
И лишь её палач видал,
Свистя бичом, как скверной скрипкой,

У коей, лопаясь, струна
По нервам била всем невольно...
И тут красавица одна
Промолвила в слезах: "Довольно!"

Шут смирен был, и туповат,
Себя спасая, становился,
И даже шутовской наряд
Его был тускл и не искрился.

И не звенели бубенцы,
И были скучными остроты...
Над ним смеялись подлецы,
Вельможные мордовороты.

Всем нравился придворный шут,
Который был, как шут, постыден,
Боялся, что его побьют,
И потому был безобиден.

Но вот однажды не сдержал
Себя и дал он смеху волю,
И в каждой шутке был кинжал -
Мерзавцы корчились от боли.

Шут вечером был найден мёртв
Красоткой той, что слёз не скрыла,
Из уст отравленный тёк мёд,
В руках клочком записка стыла...

"Вам больше уж не нужен смех,
Но, как вы ловко ни плывёте,
Вас ожидает кара всех,
Которой сами вы не ждёте..."

И втоптанный в грязь бубенец
Ужасен видом был и жуток,
Как будто чувствуя конец
Страны, не понимавшей шуток.

Не улыбаются в России

Не улыбаются в России.
Смех, хохот - всё это не в счёт.
Друг другу люди - как чужие,
Попавшие на общий плот.

В стране, где грёзы губят грозы,
Где мечется по кругу он, -
Нет, ничего не стоят - слёзы,
Улыбка стоит - миллион.

Миссия

Мне часто, многие стихи
Диктуют образы умерших...
Враньё, что мёртвые - тихи,
Язык свой за зубами держат.

Им нечего уже держать,
И что им - в нашей укоризне?
Но только есть им что сказать
Из недосказанного в жизни.

Я проводник их в этот мир,
Я с голоса пою чужого,
Хотя и свой мне голос мил,
И мною найденное слово.

Но свято слышать мы должны
То, что обязаны озвучить.
Мы для того и рождены,
Что сделать то, что было, лучше...

И след - не потерять тот след -
Тех, кто толкнул на постиженье...
Не с нас - исток взял этот свет,
Не с нас. Мы только - продолженье.

Не жди за дар свой благодарность

Не жди за дар свой благодарность,
Во благо дар тебе ли дан?
"Бездарно", - говорит бездарность.
"Талантливо", - молчит талант.

Дар можно положить в шкатулку
И любоваться им в тиши,
Беречь на стыках штукатурку,
Когда твой дом тряхнёт: пиши...

А можно гнать его, как лошадь,
Загнать, а после пристрелить,
И не узнает больше площадь,
Чем ты хотел её пленить.

А золотая середина,
На то она и золота,
Чтоб ускользать опять, как льдина,
С коварством лёгкого плота.

Не жди за дар свой благодарность,
Другим во благо дар твой дан.
Бездарность чувствует бездарность.
Талант оценит лишь талант.

Когда-нибудь мы вспомним, вспомним

Когда-нибудь мы вспомним, вспомним,
Что с нами было на земле,
И прошлых лет каменоломни
Нам память озарит во мгле.

Мы вспомним молодость и зрелость,
И аромат земных эпох,
И как дышалось нам, как пелось
В два голоса на общий вдох.

Как с неким чудом с глазу на глаз
Мы знали правду - без прикрас,
И жизни будничная наглость
Так мало волновала нас.

Когда-нибудь мы вспомним, вспомним
Всё, что прошло, что не вернуть,
И свет, какого нет огромней,
Укажет в прошлое нам путь.

Мы вспомним, как с тобой стояли
На пирсе, залитом волной,
Как волны рядом бушевали,
Как ветер бил в лицо шальной...

Мы вспомним солнце, звёздный полог,
Далёких странствий облака,
Мы знали твёрдо: путь наш долог,
А пыль земная - коротка.

Вокзалы, встречи на перроне,
Стихов заветная стезя, -
Ещё не раз нас нежно тронет,
То, что забыть уже нельзя.

Когда-нибудь мы вспомним, вспомним
Все дни разлук и ночи встреч,
Что светлым днём и ночью тёмной
Нам в памяти дано сберечь.

Осенний лес, весну на даче,
И в колокольчиках июль...
Да и могло ли быть иначе!
Ведь, занавески лёгкий тюль

Отдёрнувши в пустой квартире,
Вдали от тягостных сует,
Узнаем больше мы о мире,
Чем из придуманных газет,

И, может быть, как дар, в награду
Благословение Само
Войдёт к нам, минув все преграды,
И ляжет, как на стол - письмо.

Когда-нибудь мы вспомним, вспомним...

Поэты правы и в своей неправоте

Поэты правы и в своей неправоте,
В невинности своей - они не виноваты.
И чем мудры они - тем в жизни глуповаты.
И что страшит нас - их приводит к красоте.

Кончита Вюрст

Победительнице Евровидения-2014


Кончита Вюрст, я очарован
Твоей изящной бородой,
И окрылён, и околдован
Твоею песнью неземной.

Восстань, как Феникс, над толпою -
Не всем дано тебя понять:
На ангелов идут войною
Порой, в ком бесов не унять.

Стой на высоком пьедестале
Статýей стройной до конца, -
Тебя, признав, не освистали,
Достойной этого венца.

Тебя, назло всему, как вызов,
Полов смешавшей полюса, -
Мир и не ждал таких сюрпризов,
Божественная колбаса...

Пусть все побреются на свете -
Не расставайся с бородой,
Ты за себя одна в ответе:
Пой, колумбийка Вены, пой!

Парадокс свободы

В безвыходный тупик - свободы нас ведёт стезя,
Что можно, что нельзя, - уже нам догадаться сложно:
Ведь, было что нельзя, - теперь до рвоты стало можно,
Да вот, что можно было, - повторить, увы, нельзя.

Страх немоты рождает речь

Страх немоты рождает речь,
а страха Божьего утрата
ей позволяет снова течь...

Но в этом речь не виновата.

Ложь управляет - правда правит

Ложь управляет - правда правит.
Две колесницы - суть одна,
Казалось бы, - но правда правит
Свои ошибки, к ним честна.

А ложь вычёркивает только
Их без следа - на то и ложь,
И безошибочна настолько
Бывает, - что не подгребёшь.

И правды до поры - не слышно,
Но это только - до поры:
В повозке Арджуна и Кришна
Меняют правила игры.

И вот - такое ли бывает
Когда-либо? - но факт есть факт:
Ложь правит - правда управляет,
И близит лжи последний акт.

И не обманут ни улыбки,
Ни хитрый враг, ни ложный друг:
Перст Кришны кажет без ошибки -
И Арджуны натянут лук.

И лжи сопротивленье тщетно,
Пусть перевес её силён, -
Когда на поле Курукшетра
Стихает битвы смертный стон.

Ворота

Дойдя едва до поворота
Одной из выбранных дорог,
Увидел как-то я ворота -
Их стражей целый взвод стерёг.

Да и не взвод, пожалуй, рота,
Сей охранявшая редут,
И были ей важней ворота,
Чем то, куда они ведут.

А также - факт, что в целом мире
Других подобных нет ворот,
Известный даже их мортире,
Как от ворот тех поворот.

И то, что не страшны враги им
И никакая в мире власть,
И никому через другие
Туда ворота не попасть.

Но встретился мне старый лётчик,
Мой друг из сказочных времён,
От огневых увёл он точек
Меня на тайный полигон.

А там - стоял его красавец,
Он в звонкую нас поднял высь,
Всегда полётом быстрым славясь,
И мы - к воротам понеслись.

И вот - гудит, вращаясь, лопасть,
Незримая, как мы, для глаз...
А за воротами - лишь пропасть,
Её там вырыли до нас.

И края ей с концом не видно -
Вот для чего ворот тех клеть!
Но всё же нам не так обидно:
Коль не дойти - так долететь.

И, спящую оставив роту,
Пора, пора уж вылетать...
Быть может, есть и там ворота...
Так что же, нам не привыкать.

Огонь. Судьба. Предназначенье

Огонь. Судьба. Предназначенье.
Всё, что свершилось и свершится.
Оно идёт до назначенья,
Им на значение ложится

Того, что стóишь ты и весишь
На рынках и весах планеты,
Кого боготворишь и бесишь,
Какою платишь им монетой;

Кому ты в жизни благодарен,
Чему ты рад, чему - не очень,
Насколько ты ещё бездарен,
Чтобы про дар свой думать ночью;

Зачем крадёшь ты одеянья
С плеча чужого - вдруг поможет? -
Чтобы прикрыть своё призванье,
Которого и нет, быть может...

Из странных тканей соткан воздух
В дыму эфирном папиросы,
Когда им дышит небо в звёздах...
Вопросы, вечные вопросы...

Ты входишь в комнату с балкона
И снова ищешь, раз за разом,
Шкатулку слева от иконы
С отличным от других алмазом -

Бордоское вино с водою:
Ларец - смотри, тебе приснится! -
Мария Медичи откроет...
Предначертание свершится.

У нас нет с Вами ассонанса

У нас нет с Вами ассонанса,
И диссонанса тоже нет,
Но он придёт - и будут танцы,
И выстрелит вдруг пистолет.

Тот, кто стрелять умеет метко
Или не знает неудач, -
На лбу врага оставит метку,
Займётся ею умный врач.

А та, из-за которой ссора,
Смахнёт лишь со щеки росу,
Когда каретная рессора
Сломается в глухом лесу.

Пройдут года, нас позабудут,
Или запомнят на века,
И новые дуэты будут
Без жертв в угоду пустяка.

И, может, на мотив романса
Споёт кто, как назад сто лет
Бог на земле нам не дал шанса
Двоим жить, завершив сюжет.

Душистый аромат нероли

Душистый аромат нероли
Волнующ, свеж, неуловим...
Жизнь предлагала нам не роли,
А правду выбрать лишь самим.

И вот - флакон, и нежный запах,
И эти белые цветы,
Непредсказуемое завтра
И сумасшедшие мечты...

Душистый аромат нероли,
Прохладно-терпкий аромат...
Жизнь предлагала нам не роли, -
Ведь их лишь не вернуть назад, -

А эту верную тревогу,
Чей холодок для нас не нов, -
Полузапретную дорогу
В забытый рай любви и снов.

Путешествие

Однажды, в ясный летний день
(Нам ждать совсем немного)
Мы сбросим домоседства лень,
Нас позовёт дорога.

Мы выйдем из дому с тобой
В безоблачность и в солнце,
Забыв полуденной тропой,
Когда ещё вернёмся.

И мы уйдём так далеко
За грань и дня, и ночи,
Что будет вовсе не легко
Догнать нас даже гончим.

Сгустятся краски в вышине,
Поникшей - очи долу,
И станет серым, как шинель,
Небес пространный полог.

Как два крыла, вдруг озарят
Нас дальние зарницы,
И мы поймём, что нам назад
Уже не возвратиться.

В хмелю от первого броска,
От грозового рома,
Предскажет молнии раскат
Нам очертанья грома.

И неуклонный, верный луч,
Как будто пламя в горне,
Замечется в ущельях туч,
Мерцая светом горним.

И станет страшно и светло,
Светлей, чем в полдень жгучий,
На перекрёстке всех ветров
И ливней неминучих.

Вихрь налетит - и в пять минут,
Среди пучин и пекла,
Нас трижды молнии убьют
И воскресят из пепла.

Пусть всё вокруг сгорит дотла, -
Как куст неопалимый,
Из их кипящего котла
Мы выйдем невредимы.

Пусть кто-то скажет: "Повезло!" -
С везением знакомый, -
Нам станет ясно всё без слов,
Когда мы выйдем к дому.

Горнее, сон

В эту ночь, покинув снег долины,
Мы с тобой брели средь белых гор...
С каждой захватившей дух вершины
Открывался пламенный простор.

Затерявшись в дали тёмно-синей,
Неизбежность сказки затая,
Там - необозримая пустыня
Простиралась в горние края...

И, когда взбирались мы на кручи, -
Там, где всё сильней восток алел, -
Расступались каменные тучи,
Как врата в нам ведомый предел.

Озаряло солнце высь ночлега,
И под нежной лаской синевы
Из-под ткани мертвенного снега
Проступал зелёный шёлк травы...

Купалы дни

Цвели тюльпаны и нарциссы...
На города ложилась тень.
Грим размалёванной актрисы
Смывал с себя июньский день...

Смешались месяцы и годы,
И, чистотой лаская взор,
Сковала неподвижность воды
Торжественных лесных озёр.

От кумача дорожных сальвий,
Разбивших клумбами шоссе,
Мы шли с тобой по дикой сайве,
По неизвестной полосе.

Мы шли туда, где плыл пророчеств
На счастье брошенный венок,
Где в сказку тёплой, душной ночи
Скрыл папоротник свой цветок.

Мы позабыли наши сроки,
И, вглядываясь в полумрак,
Спускались в сказочный, глубокий,
Заросший таволгой овраг.

Кричали ласточки, и где-то,
На грани сумерек и сна,
Оранжевым дремотным светом
Пылала полная луна.

Но вновь смешалось всё. Судьбою
Играли вещие огни.
Мы не заметили с тобою,
Как кончились Купалы дни.

Мы встретимся в старинной зале

Мы встретимся в старинной зале,
Где будет запах чайных роз.
Поверь, так сны мне предсказали,
Ответив на судьбы вопрос.

Мы повстречаемся случайно.
В моей руке твоя рука
Наполнит время нежной тайной
Тобой вручённого цветка.

И с тихой радостью во взоре
Мы позабудем бег минут.
Мы встанем у окна на море,
Иль на зацветший, бедный пруд.

И дивно озарятся годы,
Связующие нас с тобой,
Когда заря падёт на воды,
Развеяв сумрак голубой...

Коснувшись запылённых клавиш,
Как при свечах, как на балу,
Ты из великих мне сыграешь -
И затрещит камин в углу.

Не надо будет ждать вокзала
И покидать тот светлый дом.
Несуществующая зала
Согреет нас своим теплом.

Как ты - Бог весть, но знаю точно,
Что я останусь вновь один,
Когда твой голубь канет с почтой,
Когда замолкнет клавесин.

Камин потухнет, станет тихо,
И я не уроню цветок,
Но ты мне не откроешь лика,
Снимая шёлковый платок.

Увижу в мире вновь врага я.
Затмится образ дорогой,
И не пойму, что ты - другая,
Но ты поймёшь, что я другой.

Что я, в миру Твой голос слыша,
Ещё пролью немало слёз
Над скукой голубя на крыше,
Над нежной тайной чайных роз.

Соловей и роза

Шептала роза соловью
плетистая с ограды:
смотри, какое соло вью,
но нет ему награды.

Я голосом обделена -
его никто не слышит:
и до зари, и дотемна
весь сад тобою дышит.

И отвечал ей соловей:
зря, розочка, ты скисла -
мне без тебя в тени ветвей
и ноты петь нет смысла.

Ты украшаешь этот сад,
как я - неповторимо:
незрим, но слышен аромат,
а что не слышно - зримо.

И вскоре соловей погиб
от лап случайной кошки,
а розы трепетный изгиб
завял, забыт в лукошке.

Но были счастливы они
в те дни, ещё в начале,
когда на свете лишь одни
друг друга понимали.

Слёзы счастья

Слёзы счастья лучше,
чем тоскливый смех.
Море чище суши,
смоет грязь со всех.

И в слезах, и в море
соль на всех одна.
Под улыбкой горе
прячет глубина.

А любовь осталась -
там, за морем, ждать,
парусов где алость
нам уж не догнать.

И на берег прежний
не придёт Ассоль.
Миг твой самый нежный,
слёз морская соль.

Самых лучших песен
напоёт мне бриз,
как же был чудесен
жизни главный приз.

Как из рук он выпал,
как пошёл на дно,
словно соль рассыпал
я, пролив вино.

Алое такое,
точно паруса,
и нигде покоя
нет, о небеса...

Слёзы счастья лучше...
Волн след вдоль песка...
Мучай меня, мучай,
смертная тоска...

Соль любви 

Слёзы на щеках твоих – капельки дождя,
Что приносит ветер в ночь, где ты ждёшь меня…
Слёзы оттого, что я вновь тебе приснюсь,
Слёзы оттого, что мне не узнать их вкус,

Не коснуться губ твоих, где застыла боль,
Накипев на сердце, как высохшая соль,
Соль любви твоей, всю ночь не сомкнувшей глаз
У окна, где с моря дождь разлучил вдруг нас…

Что сказать тебе? Каких ждёшь ты аксиом,
Зная, что прощенья миг будет лишь потом?
Страшные слова, как дождь, вдруг сорвутся с уст,
С уст твоих, познавших в ночь этой соли вкус…

Не хотел врываться я болью в эти сны,
Горькое от слёз твоих, пью вино вины…
Только если в снах твоих суждено мне быть,
От любви твоей тебя мне ль теперь будить?

А утихнет дождь – тогда скажет сердца стук,
Прорастёт ли соль любви семенем разлук.
Только ты не верь ветрам, морю и дождю,
Потому что я тебя…так давно люблю.

Цок в ветках... дань отдав руладам

Цок в ветках... дань отдав руладам,
Мурлычет летний соловей...
Густым медвяным ароматом
Дохнёт порой от купырей...

Певцам, под звуки их осанны -
Гудящих жарко звонких грёз,
Рассыпал кто-то этой манны
Из прихотливых снежных звёзд.

Июньский зной тягуч и сладок,
Благоухает стебель, сжат...
Скороговорки серых славок
В душистом воздухе кружат...

С плетня, белея, свесил розы
Шиповник... бьёт в траве родник,
И синие снуют стрекозы
В цветах лазурных вероник...

Ничто покоя здесь не тронет, -
Так кошкой иволга кричит,
В высокой схоронившись кроне,
Где глаз её не различит.

К цветку брюшкá пристроит шмель ком,
И свистом чечевиц дуэт
Разбудит луг, - когда я мельком
Её увижу силуэт...

И я запомню миг счастливый,
Когда, качаясь от ветров,
Дождём медовым плачут ивы
В ладони свежих лопухов.

Полюбила кобра мангуста

Полюбила кобра мангуста,
И шептала ему: «Me gusta»,
А точнее: «Me gustas tu»,
В трав маня его густоту.

Незнакомого с ласки искусством
Долго тлели мангуста чувства,
Прежде чем, не стерпев искусов,
Первой страсти нанёс ей укусы.

Но змея его страсть поужала,
Крепко в кольцах держа у жала:
«Ты на ту ли напал, на ужа ли,
Знать не зная, как я ужалю?»

Щекотал язычок её жгучий
Холодком мех мангуста могучий,
Полнясь радостью на лугу, чей
Аромат не совсем был от Гуччи.

В травах нежно её кусая,
Вдохновивший бы длань Хокусая,
Он читал ей любовные хокку,
В разных позах, и сверху, и сбоку.

А на грядках росла капуста,
И хозяин, чтоб ему пусто,
Вот мерзавец, неужто индус то? -
Посыпал вредителей дустом…

Тихо тлели листья в окурках,
Где валялись кожа и шкурка…
Так банально и кисло-грустно
Страсть закончилась кобры с мангустом.

Тысячи маленьких парашютистов

Тучки кисейны и небо огнисто.
Листья, закат - как с гравюры японца.
Тысячи маленьких парашютистов
Смотрят на заходящее солнце.

Все - приземлились и наблюдают,
Как уплывают в бездну минуты,
Как, собираясь обрывками в стаи,
Вдаль улетают их парашюты.

Все - так воздушны и золотисты,
Все - самураи, лучшие в мире.
Тысячи маленьких парашютистов
Сделать готовы себе харакири.

И разлететься - ввысь, круговертью,
Искрами над догорающим пеплом.
Как же прекрасны они перед смертью!
Солнце с восторгом примет их жертву.

Июньское утро

Густой туман над окоёмом
И солнца белая звезда.
Селиться мало здесь резона,
Сюда не ходят поезда.

Петляет узкая дорога
В холодных предрассветных снах;
Спит нежно утро-недотрога
В туманно-зыбких пеленах.

Всё тонет в них - и неуклонно
В один сливается пейзаж...
Деревьев призрачные кроны
Уходят в солнечный мираж.

Лишь ближе - что-то поредело,
И прояснилось на глазах,
От горя ль поле поседело,
И от тоски оно ль в слезах.

Седые росы, как зарницы,
Горят, сверкают на весу...
Безудержно ликуют птицы
В прохладном утреннем лесу.

И, полон голосистым слухом,
Ивняк прибрежный разбросал
Воздушным, невесомым пухом
Пыль по краям речных зеркал.

Не спи, поторопись с ответом, -
Чуть слышно ветер шелестит. -
Зарёю, невечерним светом
Иди к блаженству - путь блестит!

У камышовки много звуков

У камышовки много звуков,
А песня всё-таки одна:
Из сердца гонит боль-разлуку,
Когда вода не холодна.

Влюблённая в чужое пенье,
Как варакушка, как скворец,
Она в нём ловит вдохновенье
И складывает в свой ларец.

На тонкую травинку сядет,
Непримечательна на вид,
Где не ходил с косой и прадед, -
И о своём заговорит.

Вокруг родимое болото,
Непросыхающая топь,
А сколько в песне той полёта!
Как звуков серебрится дробь!

Как будто жаворонок сел здесь,
Не собираясь вновь парить,
От горла к грудке светло-сер весь,
Уставший в небесах царить.

Поёт - как горлышко полощет
Над гладью засверкавших вод...
Ей арий выбрать бы попроще,
Но их она не признаёт.

Пассажи трудные, лихие
Никак в одно ей не связать...
Куда спешит она, какие
Слова торопится сказать?

Куда летят позывок стрелы,
Весь этот свист, и стук, и треск?
К какому зримому пределу?
В какой неуследимый блеск?

Или - над заводью бессонной -
Ракиты свесившийся шарф
Лишь слышит этих смех клаксонов
И перелив хрустальных арф?

Или - цветущая калина
И тот желтеющий осот -
Внимают только песне длинной,
Её не зная наперёд?

Иль золотистые кувшинки,
На полукруглые листы
Роняя влажные слезинки,
Не в эти влюблены мечты?

Иль там, где всё цветёт чудесней,
Не столь на выдумки хитра,
Совсем поёт другие песни
Её садовая сестра?

И не спешит в любви признаться
К ней этот признанный артист,
И знает больше модуляций
Её скользящий, звонкий свист?

И, выводя неторопливо
Его в торжественной тиши,
Быть может, проще - быть счастливым,
Как к счастью кто-то - ни спеши?

Ни встретиться, ни разминуться
Им - пенье слышится в листве...
Кто - Кетцалькóатль, Вицлипуцли -
Они - в войне за звуки сфер?

Нет, птицы всё-таки - не боги,
Их не заманишь к колдунам,
Их на земле лишь - ждут тревоги,
Навряд ли посланные нам.

А мы их слушаем, не помня
В своих тревог недобрый час,
Что мир гораздо нас огромней,
И создал он зачем-то нас.

Анабиоз

Как сладко сердце замирает
По приближении зимы,
Когда и снег уже не тает,
А вместе с ним не таем мы.

И были бы, наверно знаю,
Когда б не это забытьё,
Своя мне радость - как чужая,
Чужое горе - как своё.

Но слишком мало значат слёзы
На нашей горестной земле,
Улыбка ж - достоянье прозы,
В которой жил я с детских лет.

И оттого с поступком каждым
Всё больше хочется молчать,
Молчать - о самом только важном
Храня молчания печать.

Твори добро, следов не оставляя

Твори добро, следов не оставляя,
Как будто бы само оно пришло,
Без помощи твоей, совсем не зная,
Кто ты и что с тобой произошло.

А про тебя никто пусть и не вспомнит,
Добро всплывёт под именем чужим
И о тебе ни разу не напомнит,
В безвестности растаявшем, как дым.

Твори добро, в нём растворись бесследно
И двери за собою затвори, -
Пусть торжествует над тобой победно
Забвение ушедшей в ночь зари.

Пусть у добра судьба совсем другая,
А твой вполне печален эпилог, -
Кто б ни был тот, себя им прославляя, -
Оно есть ты, и это знает Бог.