Поэма В.Маяковского “Хорошо!” сквозь призму “Сказки о Золотом Петушке”

(об использовании акаузальных связей в литературной критике)

В.М.Герман

 

Вытекающая из наблюдений за макроскопическими телами неживой природы, ньютоно-картезианская парадигма предполагала существование объективной (не зависящей от наблюдателя) истины и причинной соподчиненности всех природных явлений. Имея известную область применимости (макроскопические тела неживой природы), она оказала тем не менее существенное влияние на мировоззрение общества в более широком плане, чем следовало ожидать, в частности, гуманитарные науки стремились к разработке методов изучения жизни с механистических позиций. Между тем физика с начала XX века двигалась в противоположную сторону: сначала возникла теория относительности, доказавшая зависимость восприятия физических фактов (например, одновременности событий) от скорости движения наблюдателя; затем квантовая механика, перешедшая от детерминистких уравнений Ньютона к абстрактно-вероятностному описанию микромира, где в принципе невозможно разделить субъект и объект исследования. Своеобразным апофеозом можно считать ЭПР–эффект и теорему Белла, где две частицы, образующие единую квантово-механическую систему, связаны непричинной связью.

Существует не так много значимых работ в гуманитарной сфере, отвечающих соответствующим философским посылкам. Среди них можно указать, например, статьи К.Г.Юнга, посвященные явлению синхронистичности, причем истоки своих идей Юнг находит у Шопенгауэра, в трактате “Об очевидном узоре в судьбе человека”. По Шопенгауэру, "у великого сна жизни... есть только один субъект", трансцендентальная Воля, prima causa (первопричина). Причинные цепочки расходятся из акта творения как линии меридианов из полюса, однако в любой момент события всех цепочек связаны также и “поперечными связями”, смысловыми параллелями, обусловленными единством разумной первопричины. Заранее установленная смысловая гармония событий сохраняется с течением времени. Отсюда два типа связи событий в жизни человека- объективная причинная связь природного процесса, и субъективная (смысловая, духовная) связь явлений, существующая только для ощущающего ее индивида. Фаталистичная теория Шопенгауэра получила серьезный удар с неожиданной стороны: как мы отметили выше, объективные причинные связи скорее всего отсутствуют даже в природных процессах. К.Юнг строит свою теорию, опираясь на собственные многолетние наблюдения за пациентами и на эксперименты Дж.Рейна по угадыванию номеров случайно выпадающих карт и игральных костей. В последних экспериментах было, в частности, статистически установлено, что аероятность правильного угадывания много выше случайной, б)эффект никак не зависит от расстояния (т.е. информация передается без переноса энергии), в)эффект не зависит от смещения во времени, так что карта может быть предсказана до того, как колода перетасована (т.е. явление носит непричинный характер), г)усилием воли экспериментатор может повысить вероятность желаемой реализации, дффект зависит от наличия интереса экспериментатора. Эти эксперименты ставят нас перед фактом существования смысловой непричинной (акаузальной) неэнергетической связи между событиями, говорит Юнг, причем в экспериментах Рейна такая связь носит объективный характер (вычисленные вероятности много выше случайных). Поэтому научное объяснение должно начинаться с критики наших концепций пространства, времени, сознания и бессознательного. Юнг выдвигает гипотезу психической относительности времени и пространства, и вводит понятие “синхронистичность” как дополнение к причинности. Пространство и время рассматриваются как категории сознания, как атрибуты вещей, приписываемые им человеческим разумом. Это трансцендентальный идеализм, подобный кантовскому, но отсюда нельзя еще утверждать, что творцом мира оказывается сам наблюдатель в каждый момент своего существования.  Важное место в теории Юнга занимает “смысловое поле” (коллективное бессознательное), наполненное архетипами – именно из него в сознание проникают случайные образы, часто имеющие сакральный смысл. “Подавляющее большинство спонтанных синхронистических феноменов из тех, что мне довелось наблюдать и анализировать, были явно и непосредственно связаны с архетипами”(К.Г.Юнгинхронистичность:акаузальный связующий принцип).

Можно ли убедиться в психической относительности пространства, времени и сознания, например, путем реализации эффективного смешения в личном восприятии случайно выбранной пары литературных произведений? Поставим эксперимент следующим образом. Выберем два литературных произведения, из которых первое хорошо знакомо, а второе является для нас незнакомым. Будем внимательно вчитываться в незнакомое произведение, сосредоточившись на фразах и образах первого, стараясь найти как можно больше смысловых параллелей. Для этих целей наиболее удобны поэтические произведения, поскольку они не связаны жесткой сюжетной линией, а поэт при создании своего шедевра находится в весьма “фрустрированном” состоянии, отображая на бумаге мысли, фразы и образы, более или менее спонтанно (случайно?) рождающиеся в сознании, и насыщенные архетипами. В качестве хорошо знакомого произведения была выбрана  “Сказка о Золотом Петушке” А.С. Пушкина, в качестве незнакомого (для автора) произведения – поэма “Хорошо!” В.Маяковского. Априорно кажется, что поэмы должны быть сильно различны по содержанию, поэтому затруднительно ожидать появления смысловых параллелей; в то же время, идея проверки действия “смыслового поля” возбуждает живой исследовательский интерес – что является необходимым условием эффекта синхронистичности.

Первые строки из сказки Пушкина: “Негде, в тридевятом царстве, В тридесятом государстве Жил-был славный царь Дадон…” Первые строки поэмы Маяковского: “Время – вещь необычайно длинная, - были времена – прошли былинные. Ни былин, ни эпосов, ни эпопей…Это в сердце было моем”, воего рода присказка, близкая по духу пушкинской. Оказывается, поэма “Хорошо!” – необычное произведение, написанное в редком жанре поэтохроники. Критики любят порассуждать о ее идейно-художественном своеобразии. Но мы пока не знаем ничего этого, и сравниваем тексты дальше.

 

Ждут, бывало, с юга – глядь – Ан с востока идет рать ! Справят здесь – лихие гости Идут с моря. Со злости Инда плакал царь Дадон … (Пушкин)

Кончайте войну ! Довольно ! Будет ! В этом голодном году – невмоготу. (Маяковский)

 

Здесь совпадение смысла (всепоглощающая усталость от бесконечной войны), граничащее с мрачной шуткой. Причем впечатление шутки возникает только при сопоставлении фраз Пушкина и Маяковского: словно Маяковский передразнивает пушкинского царя Дадона. Случайность ? Читаем дальше.

 

Петушок с высокой спицы Стал стеречь его границы. Чуть опасность где видна, Верный сторож как со сна Шевельнется, встрепенется, К той сторонке обернется И кричит: “Кири-ку-ку, Царствуй лежа на боку !” Воевода говорит: “Петушок опять кричит. Страх и шум во всей столице” (Пушкин)

Дворец не думал о вертлявом постреле, Не гадал, что в кровати, царицам вверенной, раскинется какой-то присяжный поверенный…голова присяжного поверенного кружится. Слова и слова. Огнесловная лава. Болтает сорокой радостной. Он сам опьянен своею славой…Слушайте, пока не устанете, как щебечет … (Маяковский)

 

Маяковский говорит здесь о Керенском, главе временного правительства, комично изображая его как вертлявого пустобреха, призванного по существу сохранить прежние царские порядки, остановить революционные преобразования. Такие взгляды типичны для Маяковского, но нас более привлекает формально-смысловая корреляция с пушкинским петушком. Слова “вертлявый”, “кружится”, сопоставление с крикливой сорокой. Случайность или закономерность? Известно, что Керенский действительно обладал незаурядными ораторскими способностями, и его эмоциональные импровизированные речи сильно будоражили Петроград.  

 

Все в безмолвии чудесном Вкруг шатра…И девица, Шамаханская царица, Вся сияя, как заря, Тихо встретила царя…И в шатер свой увела. Уложила отдыхать на парчовую кровать (Пушкин)

Синё и темно. Город сном и покоем скован. НО не спит мадам Кускова. Любовь и страсть вернулись к старушке. Кровать и мечты розоватит восток. (Маяковский)

 

Здесь имеется лексико-семантическая корреляция со сказкой Пушкина, хотя и нечеткая. Фраза “кровать и мечты розоватит восток” имеет таинственный и даже пугающий оттенок. Это достигается за счет того, что далекие по значению существительные “кровать”, “мечты” и “восток” связаны посредством неологизма “розоватит”. Подсознание читателя задает вопрос, “розоватит” – это хорошо или плохо ? В контексте пушкинской сказки, это просто ужасно. Отправившись на восток, царь Дадон находит трупы двоих сыновей, по кровавой траве–мураве входит в шатер, а в шатре – кровать и шамаханская царица, сияющая как заря, и Дадон забывает про сыновей.

 

Наконец и в путь обратный Со своею силой ратной И с девицей молодой Царь отправился домой. Перед ним молва бежала, Быль и небыль разглашала. (Пушкин)

Я, бывало, хранила в памяти немало Старинных былей, небылиц – И про царей и про цариц. И я б, с моим умишкой хилым, - Короновала б Михаила, Чем брать династию чужую… (Маяковский)

 

Здесь двойная творческая аллюзия. Очевидная смысловая линия – пародия на диалог Татьяны с няней из “Евгения Онегина” (теперь мы уже ясно видим, что Маяковский старается изо всех сил использовать творчество Пушкина в своей поэме). Скрытая линия – “Сказка о Золотом Петушке”. Няня из “Евгения Онегина” вспоминает были и небылицы про злых духов и про девиц, но не про царей и цариц, в то время как фразы “взять чужую династию” и “небылицы про царей и про цариц” хорошо ложатся в историю…царя Дадона-Романова. Чем брать в жены Шамаханскую Царицу (Керенского??), лучше уж было передать царство брату Михаилу. Фраза вкладывается в уста П.Н.Милюкова, сторонника конституционной монархии, лидера партии кадетов.   

 

Молвил царь ему, - что скажешь? Подь поближе ! Что прикажешь ? …Попроси ты от меня Хоть казну, хоть чин боярский, Хоть коня с конюшни царской. (Пушкин)

Чего ты хочешь? Попроси. Чтобы тебе на нас не дуться, дадим свобод и конституций (Маяковский)

Подари ж ты мне девицу, Шамаханскую Царицу (Пушкин)

Я не больна. Я…знаешь, няня…влюблена (Маяковский)

Крайне царь был изумлен. Что ты ? – старцу молвил он, - Или бес в тебя ввернулся? Или ты с ума рехнулся? …И зачем тебе девица ? (Пушкин)

Оставь, Кускова, в наши лета Любить задаром смысла нету…Кускова, нервы, полечись ты…(Маяковский)

Не хочу я ничего ! Подари  ты мне девицу, Шамаханскую Царицу, - Говорит мудрец в ответ (Пушкин)

Старушка тычется в подушку, И только слышно: “Саша-Душка!...В Керенского” И от признания такого лицо расплылось Милюкова (Маяковский)

 

Ясно прослеживается смысловая параллель “старушка Кускова – старец-скопец”. Симпатии мадам Кусковой (видной социал-демократки) к Керенскому, по мысли Маяковского, столь же абсурдны и смехотворны, как и притязания старца-скопца из сказки. Гипотеза подтверждается: Александр Федорович Керенский далее по тексту превращается в “Александру Федоровну” в царской кровати – это уже прямая аллюзия на “шамаханскую царицу”. П.Н.Милюков (лидер партии кадетов и сторонник конституционной монархии) разговаривает с “мудрецом”-Кусковой типичными фразами царя Дадона (диалог Дадона и мудреца). Все смешалось в сознании Маяковского, но формальная аналогия временного правительства Керенского с Шамаханской Царицей логически завершена. Близится трагическая развязка.

 

Старичок хотел заспорить, Но с иным накладно вздорить; Царь хватил его жезлом По лбу; тот упал ничком, Да и дух вон. Вся столица содрогнулась, а девица Хи хи хи ! да ха ха ха (Пушкин)

“С казачеством шутки плохи, -повыпускаем им потроха…” И все адъютант – ха да хи, Попов – хи да ха (Маяковский)

Не боится знать греха… (Пушкин)

Уж мы поднимем с царевой кровати эту Самую Александру Федоровну (Маяковский)

Петушок спорхнул со спицы; К колеснице полетел И царю на темя сел, Встрепенулся, клюнул в темя И взвился…и в то же время С колесницы пал Дадон ! Охнул раз, - и умер он. (Пушкин)

Подпусть петуха! Подымай вилы! Эх, не потухай, - петух милый ! (Маяковский)

Ночь – и на головы нам луна. Она идет оттуда откуда-то …Оттуда, где Совнарком и ЦИК… голова-лунь уносится с камня голого. Место лобное – для голов ужасно неудобное (Маяковский)

 

В последнем случае Маяковский прибегает к сомнительным аллегориям; он возможно и сам плохо понимает их смысл. Мысленно подходя к Мавзолею, он обращает внимание на лобное место на Красной Площади, где ранее приводились в исполнение казни. Луна появляется как сверхъестественный космический образ. Луна-голова – хорошая рифма (!)

 

А царица вдруг пропала, Будто вовсе не бывало (Пушкин)

А Керенский – спрятался, попробуй вымань его! Керенский где-то ?...Где Прокопович? Нет Прокоповича. (Маяковский)

Сказка ложь, да в ней намек ! Добрым молодцам урок (Пушкин)

Юноше, обдумывающему житье, решающему – сделать бы жизнь с кого, Скажу не задумываясь – “Делай ее с товарища Дзержинского” (Маяковский)

 

Итак, что мы имеем ? Мы выбрали два случайных литературных произведения, усилием личной фантазии навели между ними смысловые акаузальные связи в юнговском смысловом поле, в результате чего два случайных произведения оказались связаны единой сюжетной линией в нашем восприятии. Важно заметить, что все ассоциации Маяковского в этой поэме крайне абсурдны и неустойчивы. Керенский сначала словно вертлявая крикливая сорока, управляющая царством (золотой петушок?), но затем он же превращается в Александру Федоровну в царской кровати (Шамаханская Царица?). Мадам Кускова обозначена сначала как антипод Татьяны Лариной, однако (воображаемая!) старческая любовная страсть к Керенскому превращает ее в сказочного скопца-мудреца. Милюков, как защитник конституционной монархии, отождествляется с Дадоном, но и царь Романов – также Дадон; в то время как офицеры-монархисты “хихикают” вполне тождественно Шамаханской царице.

Апостериорный анализ литературной критики показывает, что пародия на “Евгения Онегина” в 4 главе поэмы “Хорошо!” была замечена ранее. Однако обсуждения смысловых параллелей со “Сказкой о Золотом Петушке” не проводилось. Интерпретация обнаруженных совпадений зависит от мировоззренческой позиции читателя. Многие вероятно скажут, что Маяковский имел полное право использовать в своем творчестве смысловые параллели с пушкинской сказкой, которые установлены вполне объективно, в то время как удачный выбор произведений для анализа произошел случайно. Таким образом, в наших изысканиях сказался фактор “везения”. Но тогда справедливо задать вопрос, чем вызвано тесное семантическое переплетение поэтохроники Маяковского именно со сказкой про Золотого Петушка ? Неужели она так близка Маяковскому по смыслу и духу ? Да, в сказке Пушкина присутствует тема конца царской власти. Но одного этого совершенно не достаточно для обращения к ней Маяковского. Сказка Пушкина скорее мистическая нежели революционная, из того же разряда произведений, что и “Песнь о вещем Олеге”, “Пиковая Дама” и “Выстрел”, причем ее сюжет до сих пор загадочен для литературоведов. Это сказка о предательстве и малодушии, об опасности женских чар и о наличии в природе сверхъестественных механизмов контроля над судьбами. В значительной степени, сказка посвящена фатуму, или даже тому самому “смысловому полю”, открытому позднее Юнгом. Старец копец не по своей воле, а по царскому приглашению, является к царю. Случайно царь дает громкое обещание, и попадает в ловушку. Конечно, скопцу-звездочету совсем не нужна царица. Но царь Дадон только что забыл своих сыновей, и теперь мудрец имеет моральное право задать вопрос: готов ли Дадон хотя бы раз в жизни признать значимость кого-то другого, кроме себя? Дадон к этому не готов, и случайно убивает немощного старца, чем сам немало расстроен. Трагическую историю завершает уже не человек, а закон, некий бездушный механизм – золотой петушок, а царица (казавшаяся до сих пор движущей силой мира) оказывается сопутствующей петушку галлюцинацией, зловещим дъявольским отблеском “положительного” петушка. Сопоставление Шамаханской Царицы с Керенским по этим причинам весьма абсурдно. Тем более странно, что сказочный мотив звучит у Маяковского вполне отчетливо. Возможно мы столкнулись здесь с неосознанной пародией на “петушка”? Или нам только кажется, что есть смысловые связи? Или Маяковский, что называется, “притянул за уши” навязчивые образы ?

Можно, вместе с тем, утверждать достоверно, что обращение Маяковского к Пушкину было далеко не случайным, а глубоко выстраданным. Выступая по молодости с жесткой критикой пушкинизма, Маяковский заново открывает для себя Пушкина в 1924 году, за два года до создания поэмы “Хорошо!” Признание в любви Евгения Онегина в исполнении Брик: “Я знаю: жребий мой измерен, Но чтоб продлилась жизнь моя, Я утром должен быть уверен, Что с вами днем увижусь я”, - производит на Маяковского неизгладимое впечатление. За этим, в стихотворении “Юбилейное”, следует первое признание Маяковского в любви к Пушкину”: “Я люблю вас, но живого, а не мумию…” После чего пушкинские мотивы все чаще появляются в произведениях Маяковского.

Автор эссе считает возможным дать свою интерпретацию полученных результатов сопоставления. В начале текста было замечено, что в некоторых случаях проблематично разделять объект и субъект исследования, особенно если объектом исследования выступает явление духовного мира. Не подлежит сомнению, что поэтическое творчество - явление высокодуховное, а также в высшей степени неустойчивое по отношению к выбору конкретного литературного образа, использованного для выражения авторской мысли. При этом, согласно гипотезе К.Г.Юнга, для бессознательной психе пространство и время относительны; поэтому вполне вероятно, что литературный критик (в некоторых благоприятных дополнительных условиях) становится фактическим соавтором исследуемого литературного произведения, если не в плане навязывания автору творческих идей, то по крайней мере в плане определения конкретной формы их выражения, способствующей проявлению новых (до времени скрытых) смысловых линий. С другой стороны, даже в принятии такой необычной гипотезы, указанная форма должна быть согласована с коллективными чаяниями читателей и литературных критиков неограниченно удаленного будущего, что накладывает на нее (форму) ограничения. Возможно, решающее значение имеет “первое наблюдение” в заданном ракурсе? Или сила веры литературного критика в свой успех ? Или исходный выбор произведений не вполне случаен в силу той же синхронистичности? А может быть просто не стоит думать над чепухой? Чепухой ?